Агафья задрала край кофты и вытерла им лицо.

– Дольче Габбана, папа, не дочь кабана.

– Ну, я, типа, ваще в бабском шмотье не разбираюсь, – вздохнул Баранов, – но все тебе куплю …! Сам! Лично!

– И шубу из леопарда? – вдруг спросила Агаша.

– Да, – без колебаний ответил отец, – только не реви. Нет нервов на твои слезы глядеть. Поехали. Возьму все, на что покажешь! …!

– Папа, у тебя с деньгами плохо, – напомнила девочка.

– Доча, – расцвел родитель, – бумага они, как приплыли, так и уплывут. Как уплыли, так и приплывут. Закон реки. Бревно туда-сюда мотает. Вставай! Есть у папки тугрики …!

– Ты меня лучше обними, – попросила Агафья.

Михаил Борисович опять взглянул на меня, в его глазах метались растерянность и непонимание.

Я пожала плечами.

– Для нас, женщин, слова «Люблю тебя, ты самая лучшая» ценнее манто из раритетного меха. И не по возрасту оно Агаше.

Баранов засопел, потом раскрыл объятия.

– Ну …! Хватит! Чего я злюсь-то! Хочу, чтобы ты человеком …! выросла! Кабы не любил, наплевать на тебя, делай, что хочешь …! Ну, хорош! Подбери сопли. Ну…! э…! э…! ну ты…! типа… ну, …! любимая доча! Вот!

Ирина сделала несколько шагов и прислонилась ко мне. Я обняла ее и сказала:

– Вас родители любят, просто они считают, что воспитывать – это непременно отругать. Хвалить опасно, вдруг вырастет капризница. Со мной тоже так обращались. Агаша, приют для собак где находится?

– В Зубовке, – ответила девочка, – большой красный кирпичный дом. Он один такой в деревне, остальные постройки развалились.

– Когда Вилли туда приезжает? – спросила я. – Каждый день?

– Она там живет, – пояснила Агафья.

– Спасибо тебе, – улыбнулась я, – Ира, нам пора домой.

– Ириска, я тебе на ватсап кой-чего скину. Можно? – спросила Агафья.

– Ага, – кивнула девочка.

– Разблокируй меня, – попросила Агафья.

– Давно уже это сделала, – ответила Ира, – ждала, что ты мне напишешь.

– А я думала, ты мне напишешь, – хихикнула Агафья.

Когда мы вошли в дом Красавиных, Ира неожиданно взяла меня за руку.

– Вы сказали, что ваши родители были строгими.

– Во времена моего детства с детьми обращались иначе, чем сейчас, – увильнула я от прямого ответа, – нас до восемнадцати лет не считали за людей, мы жили в системе жестких запретов. Теперь все иначе.

– Любите маму и папу? – не отставала Ира.

– Они умерли, – снова избежала я конкретного ответа.

– Вспоминаете их? – не утихала девочка.

– Иногда, – кивнула я.

– С любовью?

Я молчала.

– Только честно, – попросила Ира, – когда вы думаете о родителях, вам радостно? Тоскуете по ним?

Я не произносила ни слова.

– Вам без них плохо? Вы когда были счастливее, сейчас или в детстве? – наседала Ирина. – Хотите вернуться в школьное время?

– Нет, – призналась я, – воспоминания горькие, а не сладкие. Сейчас я определенно счастливее, чем была в твоем возрасте. Прилети сюда волшебник в голубом вертолете, предложи он мне снова стать школьницей, я откажусь. Тогда у меня не было друзей, одноклассники не считали меня своей. Толстая, неуклюжая троечница, которая потела и покрывалась красными пятнами, когда ей велели отвечать у доски, я не могла похвастаться успехами ни на одном поприще. В дневнике ряды неудов, на занятиях физкультурой последняя, на уроке домоводства косорукая, ни петь, ни плясать, ни изображать принцессу в самодеятельном театре не могла. Вернувшись с занятий, я читала все, что попадалось под руку, записалась в районную библиотеку. Родители мной не интересовались, я их раздражала, была докукой, меня надо было одевать, кормить. Не помню, чтобы мама или бабушка хоть раз обняли меня и сказали: «Танечка, ты лучше всех, я тебя люблю». Не было такого. Счастье пришло ко мне, когда…

Я замолчала, потом договорила:

– …когда я стала взрослой. Многие люди вспоминают детство, юность, школьные и студенческие годы как лучшее время в жизни. Но это не мой случай.

– Мало кто из взрослых так честно ответит подростку, – сказала Ира.

– Ты же просила не лукавить, – улыбнулась я, – вот я и не стала тебя обманывать. В твоем возрасте человек уже способен многое понять.

Ирина сделала глубокий вдох, открыла рот, но я ее опередила:

– Не стану ничего говорить твоим родителям о сегодняшнем приключении.

Ира кивнула.

– А я не расскажу им, что вы не домработница. Сегодня во время разговора с Агашей я поняла: вы не прислуга, тетя Таня.

– Однако ты догадливая, – улыбнулась я и протянула девочке руку. – Дружба?

Ира пожала мою ладонь.

– Договор подписан.

– Можешь посидеть минут пятнадцать од-на? – осведомилась я. – Мне надо отъехать. Не испугаешься?

Девочка засмеялась:

– Я не маленькая.

– Иногда взрослые боятся одни в доме находиться, – возразила я.

Ира взяла домашние тапочки.

– Я только рада буду, что взрослых рядом нет. Но вы не задерживайтесь. Скоро все вернутся.

Я поспешила к гостевому домику и крикнула из прихожей:

– Лера, Анюта, вы где?

Женщины быстро вышли к вешалке.

– Как только вы на ватсап скинули, что едете в особняк не одна, а с девочкой, мы сразу здесь спрятались, – пояснила Анюта.

– И вам эсэмэску послали, – добавила Лера.

– Бегом в мою машину, – скомандовала я, – мне надо успеть вас доставить в избу и вернуться сюда, пока хозяева не явились домой.

Обычно я сплю, как кирпич. Но сегодня долго ворочалась в кровати, потом встала, вышла во двор и поняла: в Подмосковье наконец-то пришло лето. Еще сегодня днем я ходила в легкой куртке. А сейчас ночью, когда должно стать прохладнее, я стою в тонком халате и мне жарко.

Я глубоко вдохнула упоительный воздух. Никогда не испытывала желания жить за городом. Огород и прочие деревенские радости не для меня, у меня все огурцы засохнут, а куры не подарят хозяйке ни одного яйца. Да я и не испытываю ни малейшей радости, копаясь в земле, мне лучше в городе. Но сейчас я поняла, почему в последнее время все больше и больше москвичей стремятся обзавестись домиком в подмосковном селе. Воздух упоительный, вокруг тишина, вместо гула никогда не спящих улиц пение соловья. И, наверное, огурцы, которые только что сняли с грядки, и яйцо от собственной несушки, намного вкуснее тех, что продают в магазинах. Вот постареем с мужем и поселимся где-нибудь подальше от мегаполиса.